Зал советов|--->

Дорога до восточной границы — до дыры в барьере, — была долгой и неприятной. Абсолютное отсутствие элементарных удобств, примитивные существа, скрипучие колеса деревянного монстра, по недоразумению зовущемся телегой. Тоширо успел пожалеть о том, что не обратился в лиса и не пошел на восток в таком виде. Но с ним был его молчаливый спутник, верный телохранитель и грузчик. Куда более верный младшему брату Верховного, если быть совсем честным.
Там, за барьером, находится теплая страна. Местные жители зовут ее Хеддабр. Страна, откуда был родом наследник королевской линии. Верховный забыл его имя, как только отдал приказ об уничтожении свадебного кортежа и нисколько не сомневался в его выполнении. По слухам, принцесса Ксия везла с собой тайные свитки, прежде находившиеся в государственных архивах. Тоширо подозревал, что их содержимое касается существования екаев, ибо король был любопытен до секретов гостей из другого мира и желал взял под контроль не только свою страну полностью, но жителей Онидзе..
Глупый человек. Каждому существу воздастся по его деяниям, будь то существо человеком, екаем или простым кузнечиком. И если человек пытается изменить своими человеческими руками неподвластное ему творение, пытается нарушить незыблемые законы и повлиять на неизведанное, ему стоит быть готовым к тому, что в один прекрасный момент все его старания окажутся тщетны и расплата наступит в тот же миг, в который он допустит ошибку. Был ли готов к своей ошибке властитель человеческих земель Байнгшана, страны,  что вот уже больше четырех сотен лет по местному календарю держит екаев в себе?  Верховный кицунэ чувствовал себя узником в тюрьме. И пускай эта тюрьма была полна сочных цветов, запахов и питательных душ, а в небе сияло непривычно яркое дневное светило  — заключенным в ней екаям было в ней неудобно. Барьер ломал их, сдерживал истинные формы и способности.
Открытие Врат было ошибкой. Но когда расчеты Тоширо оказались верны, и перед лисом возникли образы нового, прекрасного мира, лапы сами понесли его вперед, ближе, еще ближе, к слепящей дневной звезде. К двуногим примитивным существам в красных одеждах, наложивших барьер и превративших кицунэ в одного из них. В двуногое, лысое и маленькое существо без клыков и когтей. Обнаженный и ошеломленный, лис инстинктивно собрался и обжег ближайших врагов вспышкой синего пламени, после чего подобрался и побежал куда глаза глядят. Слабые конечности подводили, кицунэ падал, но продолжал упрямо прятаться от враждебных созданий. Где-то неподалеку слышался вой Таро, когда-то друга и союзника, но Тоширо был слишком занят спасением собственной шкуры. Позже его нашел тот самый человек, что открыл проход в мир Света с другой стороны. Человек этот представился Еном Ли Джуном и познакомил Тоширо с миром Света — с Байнгшаном. Слабое тело оказалось удобной маскировкой, и на свет появилась первая маска лиса — далекий северный родственник контрактора, что в скором времени стал первым Верховным Белого храма по имени Ли Со Ен, организации двуногих, желающих не убивать демонов, но сотрудничать с ними. Использовать их, как вскоре понял Тоширо.
Глупым людям вовсе были не чужды желания власти и удовлетворения амбиций. На этом Верховный кицунэ и ловил своих контракторов — ослепленные жаждой славы или власти, они  шли прямиком в лапы лиса, предпочитающего наедаться впрок. Печати приходилось поддерживать долго и постоянно, и порой Тоширо чувствовал себя руслом реки, по которому перетекает поток энергии душ из человеческих тел в наложенные печати. Есть приходилось все чаще и чаще, но, в отличие от птеродактиля, Верховный кицунэ не был придирчив и не делал разницы между желающим кусок хлеба бродягой и заносчивым аристократом.
Восточная граница была уже совсем близко. Лис мог быть уверен в этом по растущему сопротивлению, с которым приходилось преодолевать расстояние. Удивительно, но никого более не было видно — ни тел, ни аур. Купол ослабел, в этом не было и тени сомнений, но екаи словно не замечали бреши.
— Хара. — Тоширо бросил мимолетный взгляд на своего телохранителя. — Осмотрись внимательнее и убедись, чтобы никто не прошел.

- Не стоит. Жди. - Тоширо скорее выдохнул, чем произнес эту фразу. Люди не опасны, пока не испугаются и не собьются в стадо. Не один екай познал эту правду, столкнувшись впервые с людьми. Кто-то выживал, кого-то убивала испуганная толпа - примитивные существа боялись незнакомых, непривычно выглядящих существ. Он помнил - в самом начале времен пришествия екаев в Мир Света он прятался на территории нынешнего Белого храма и познавал мир лишь усилиями Ли Со Ена.
Интересно, что бы почувствовали жрецы, узнав о том, кем на самом деле был первый контрактор Тоширо.
- Ты разговаривал с Цуесой? - Поинтересовался Верховный, начиная движение к барьеру. Несколько столетий назад он не мог приблизиться к границе больше, чем на километр. Никто не мог, даже ящер с его всемогуществом и напыщенностью. Но на этот раз все было по-другому - голову сдавливало меньше, а сердце билось медленнее, чем должно было биться рядом с барьером .
Согласно донесениям, брешь в куполе была небольшой и располагалась за раздвоенным деревом, сейчас маячившим на горизонте. Совсем недалеко отсюда. Слишком близко.
По ту сторону барьера жили люди, такие же, как и в Байнгшане, успевшем за более чем четыреста лет пребывания в нем надоесть Тоширо до зубного скрежета. О да, демон завидовал людям - свободным и диким, имеющем больше возможностей, чем старейшие из екаев мира Света. Люди могли не прятаться - их срок жизни был краток и не требовал полной смены имен, места жительства и жизни в целом. Верховный кицунэ ныне был ведущим актером, имеющим множество поклонников и собственное поместье. Приятное разнообразие после работы вором в южном порту - более не надо было сливаться с толпой и носить безвкусные и некачественные вещи. Спустя двадцать лет у начальника воровской гильдии возник вопрос, отчего некто, известный под именем Камуи, не стареет. Тоширо - а это был именно он, - был вынужден избавиться от старой маски и начальника и переехать в Столицу. Его легендой стал юноша Абэ Тоширо, пришедший в театр в поисках работы и быстро сделавший карьеру. Абэ был капризен и нарциссичен, отчего общение с ним было трудным и оттого редким. Очень удобно для не любящего назойливых примитивных созданий лиса. И очень удобно для поддержания иллюзии текущей жизни. Тоширо мог нарисовать на своем лице любой возраст с помощью театрального грима, перекрасить светлые волосы и вновь инсценировать свою смерть - но время еще не пришло.
- Встань за моей спиной и не вздумай шевелиться.
Лис даже не повернул голову в сторону своего сопровождающего, предпочтя вместо этого остановиться на месте. Инстинкты подсказывали, что дальше идти будет сложнее, а Тоширо больше не был бездумным юным лисенком, совершающим глупые поступки.
Хватит с него открытия Врат и невозможности вернуться обратно в свой мир. Плевать на других демонов и свою так называемую ответственность за тех, что прошел сквозь портал - если бы екай думал об этом постоянно, он бы сошел с ума.
Тоширо вытянул руку вперед, собираясь создать сдерживающую печать, но рука с трудом его слушалась. Казалось, будто он преодолевает не воздух, а воду, тяжелую и вязкую. Печать вспыхнула - и тут же погасла, словно ее никогда и не было. Сердце замерло на краткий миг, и кицунэ с хрипом схватился за грудь, с трудом удержавшись на ногах. Словно бы сработали несколько печатей разом - но сработала одна, тут же исчезнув. Воздух около барьера стал тяжелее, и Тоширо с ужасом понял, что не может пошевелиться.

Хара кивнул, услышав приказ Тоширо. Раз Верховный говорит, что не стоит, то видимо в этом и правда нет нужды. Кроме того, мужчина сам не хотел перекидываться, так как это означало уменьшение роста, а ину-гами так прикипел душой к своим сто восьмидесяти двум сантиметрам. Тогда ёкаи решил вытащить пару мешков с вещами из телеги, развести небольшой лагерь и проверять выданную им клячу. Хара боялся, что она не доживет их возвращение назад, а идти пешком и тащить тюки вещей это чистый воды ужас.
- Нет. Она была занята. На задании, - наемник пребывал в некотором замешательстве. С тэнгу он виделся больше месяца назад, когда по просьбе Верховного, он должен был забрать у девушки пару писем и отчет о том, как проходит вверенное ей задание. Вообще с Цуёсой Хара поддерживал исключительно деловые отношения, не позволяя им переступить черту, но кажется самой девушки было далеко до лампочки полукровка и его опасения. Демон-пес подсознательно чувствовал, что лучше держать ёкая как можно дальше от себя и поддерживать с ней если не теплые отношения, то немного выше нуля. И все же, почему Тоширо спрашивает у своего телохранителя такую вещь? Ведь он сам должен был знать, что девушка занята. Может быть он ожидал, что Хара уже получил от Цуёсу весточку об успешном окончании задания? Это была правда, что полукровка занимался тем, что был личным курьером и связным для Тоширо – передавал ему документы от других агентов, иногда отвозил им какие-то поручения или вещи, но чаще приходилось таскать за волосы глупых кицуне или бакенеко за то, что они тратили все деньги на одежду и украшения.
Хара не хотел приближаться к барьеру, физически ощущая, как его внутренности сворачиваются в жгут. Будь у него его обычные уши, то он бы их прижал к голове и жалобно заскулил. Барьер был плохой вещью и причинял боль, а ину-гами не любил подобное. А вот Тоширо наоборот, заботила эта странная штука – он с трудом направился в ее сторону.
- Встань за моей спиной и не вздумай шевелиться.
Полукровка не задавал вопросы, он привык точно и быстро выполнять приказы, зная, что за промедлением последует боль, а за болью может быть голод и холод. Ину-гами часто за провинности лишали еды и кидали в яму, откуда невозможно было выбраться. Вокруг стоял смрад, не было света и Хара в бессилии скреб когтями по земляным стенам, но сделать подкоп никогда не удавалось – земля была словно камень и такой же холодной. Шаманы говорили, что раньше территории псов-демонов были плодородными и прекрасными, но когда первый ину попробовал плоти своего соплеменника и начала ужасная война, то земля впитала в себя кровь и слезы, а затем превратилась в это.
Хара, все еще держа в руках походную сумку, встал позади Тоширо, готовясь в любой момент бросить вещи и броситься на помощь Верховному. Когда лис пошатнулся, то наемник инстинктивно хотел броситься ему на помощь, но что-то его удержало от этого. Как позже выяснилось, причиной был новый и неопознанный запах незнакомца, появившегося в нескольких шагах от путешественников.
На вопрос старика мужчина не ответил, ожидая ответа Верховного. Хара не умел говорить так, как Тоширо, и часто молчал, стыдясь своей неспособности сложить пару слов и сказать что-то красивое и грамматически правильное.
Старик был энергичен не по годам и быстро оказался возле Верховного, усевшись по правую сторону от него. Хара не мог понять, почему мужчина не двигается, почему он не может ответить старику и что вообще тут происходит? И больше всего ему не нравилось, что приходится отвечать самому Харе – в последний раз отвечая на вопросы, он отправил своего лучшего другу и сестру на верную гибель.
«Тоширо мне не простит своей смерти. Восстанет из мертвых и убьет меня за ошибку», - полукровка нахмурился, сверля взглядом старика.
- Хорошо, - медленно произнес Хара, переводя взгляд со спины Тоширо на старика и назад. Ему не нравился этот мужчина от которого пахло кровью и болью. И ему не нравился цвет его ауры – пугающе фиолетовый, с таким цветом ину-гами до сего момента не сталкивался. – Я отвечу. Задавай.

— Нет-нет-нет, Беленький, я так не играю! — полушутливо-полусерьезно погрозил старик пальцем блондинчику. Ишь ты, как нахмурился, какой серьезный сразу стал! Важная птица наверняка, привык, что к нему обращаются на вы. Но что взять с простого путешественника, что привык ко всем на ты да безо всякого почета? — Я ведь не тебя спрашиваю, дорогуша, а твоего верного песика, не так ли? — Бродяга демонстративно ткнул в сторону напряженного мальчика. Ну, не такого ж и мальчика по принятым нынче летам, но для старика все были маленькими мальчиками и девочками. — Вот и не давай подсказки, не расстраивай старого человека. И вообще, что мы как чужие, давайте знакомиться? Можете звать меня Бродягой.
Путник хихикнул и снова похлопал по поверхности рядом с собой руками. Садитесь, мальчики, садитесь, не обижайте старичка. Он так давно был один и не видел себе подобных хоть сколько-нибудь, что был поговорить и с такими юными существами. Одиноко ему было, ох как одиноко, да так, что горло режь и лети к предкам в чужие звезды. Да вот нельзя только, жена была бы против. Как там она поживает, не жалеет ли о ссоре? Ну конечно же нет, жена поди уже успела позабыть о его существовании, она всегда была с памятью, что у рыбок с золотистой чешуей.
— Ну так вот, Черненький! — Бродяге было наплевать на имена мальчишек, честно говоря. Он просто хотел посидеть и поговорить. Может быть, и впрямь услышать историю, которую еще не слышал. Каждый встреченный считает вою историю уникальной, да вот только все они повторяются — "эх, была у меня любимая, обманула, и вот стал я подлым человеком" даже не самая банальная. Что насчет "померли мои родители из-за чужих козней, и остался я один-одинешенек, и мыкался ребенком неприкаянный я, пока не нашел с помощью прекрасного самурая свой путь в жизни и в постели". Ух, так оригинально! Как оригинально было говорить да объяснять причину своего глупого-злого-некрасивого характера историями о плохих людях, что попортили жизнь и превратили светлое и чистое существо в испорченный инструмент судьбы, бла-бла-бла, и вот брожу я... Бродяга даже не трудился дослушивать подобные истории. Рассказчики как на подбор врали хотя бы в мелочах —  а ведь сколько проблем можно было бы избежать, не солгав единожды. А были и другие рассказчики, такие, как Черненький. Зажимаются, как девственница в первую внебрачную ночь, о которой будет молчать в брачную, сплевывают слова да цедят из себя не историю, а нечаянный хайку. Всяко лучше, чем первые. И как же он мог забыть про таких, как Беленький! Ищу двойное, а то и тройное дно там, где его и нету, а есть лишь покрытая камнем поверхность земля. Да ударятся своими длинными носами ищущие, да воскрикнут они громко да смешно! В конце концов, могут быть у пожилого человека свои причуды? Побродить по чужим землям, поспрашивать путников и услышат истории. — А расскажи мне, кого ты больше боишься — меня али этого милого юношу, что бабой был бы краше? — Старик хихикнул, довольный своей остроумностью, — А может, себя?
И как он мог забыть про томных королев драмы обоих полов, что вскидывают взгляды к солнцу, будто требуют помощи у своей Богини, да закусывают губы, да негодуют, что торговки на рынке! И говорят, говорят, что они опасны, и что нет им прощения, и что ранят они тех, кого должно защищать. Эту бы экспрессию, да на театральную сцену, да вот беда — не бывать этому никогда, вот и изгаляются актрисульки-королевы в жизни, вот и портят ее себе и любимым. Бродяга тоже жене попортил жизнь, да и она была с загонами, ну а красотой и харизмой так и вовсе рыбку фугу затмевала.

Тоширо молчал вопреки своей взрывной натуре. Столь пристальный взгляд на телохранителя и игнорирование божественной натуры Верховного его, конечно, оскорбляло до глубины души, но и радовало тоже - опасность грозила телохранителю, а не кицунэ, и того это полностью устраивало. Тоширо молчал бы и дальше, но старик наступил на больную мозоль.
Он не был силен, как его старшие братья, что своим могуществом могли покорять стихии и сознание соклановцев. Он не обладал крепким телосложением ни в своей родной форме, ни в убогой человеческой -  в отличие от тупого мясника Таро или надутого птеродактиля Рена. Его новая жизнь в теле юного человека, больше похожего на самку своими длинными волосами и капризным изгибом губ, началась с убийства семьи фермеров. Екай был изможден и слаб, и это было неудивительным - слабое человеческое тело требовало еды, воды и отдыха, оно быстро уставало, а ходьба на двух конечностях вместо привычных четырех сводила с ума. И был другой голод - голод по поглощенной душе. Он бродил по незнакомым местам и наконец наткнулся на семью кочевников, которую убил ради куска хлеба и безопасного места, где можно было остаться и передохнуть перед тем, как найти Ли Со Ена, монаха, что открывал Врата со стороны Байнгшана.
Милый юноша, что бабой был бы краше? Ха. Глава того кочевого семейства так же смеялся над потерявшимся лисом - до тех пор, как будущий Верховный разорвал горло его жене и пригрозил смертью его детям. Кочевник умолял забрать его жизнь вместо детских, и мужчина с удовольствием выполнил его желание. Тогда он впервые утолил иной голод, что и поныне терзает выходцев из мира Тьмы.
Тоширо скрестил руки на груди и нахмурился. Его сжатые в кулаки пальцы побелели на костяшках так, что лису стало больно - в том числе и от врезавшихся в ладони длинных ногтей. Его обуревало желание вырвать старику сердце, словно бешеный ину-гами, желание дикое и необузданное. И Верховный поддался порыву эмоций.
- Мне плевать, как тебя зовут. Ты мне мешаешь. - Процедил он сквозь зубы и зашел за спину старика, не дожидаясь, пока тот ответит на вопрос Хары. Перебьется ответом этот полукровка. Это кицунэ будет задавать вопросы, работа телохранителя же предельно проста - и он с ней не справляется. Старик был опасен, и его следовало убрать, но Хара этого не сделал.
Значит, придется столичному актеру Абэ Тоширо самолично запачкать руки. Он сделает это с превеликим удовольствием - никто не смеет смеяться на Верховным.
За спиной появились и расправились девять белоснежных хвостов, вытянулись вперед челюсти и нос, и серебристой шерстью покрывались конечности. Слабые человеческие пальцы удлинились, а ногти вытянулись, обратившись в длинные когти. Лис нервно передернул острыми ушами - и рванулся вперед, одновременно создавая парализующую печать-ловушку на собственных руках. Привычная уловка, использовавшаяся в схватках - любой, кто осмелится коснуться тела Верховного, замрет, не в силах пошевелиться. Давай же, старик с фиолетовой аурой, ударь меня, рискни, и я разорву тебя, кем бы ты не был. На когтях соткалось искрящееся синее пламя, которое обошедший по кругу путника Тоширо взмахом полузвериной руки отправил в старика, целясь в глаза. Отвлечь, ослепить, обезвредить, ударить не сзади, как ожидают от всех хитрецов-кицунэ, но в лицо. Мужчина приблизился к старику и резко ударил его раскрытой ладонью правой руки в лицо, готовясь в привычной кратковременной остановке сердца при срабатывании печати. Левая рука устремилась к шее.
Он разорвет ему горло, и одной опасной тайной станет меньше. А потом прикажет Харе избавиться от трупа и брешь в барьере наконец-то сможет быть изучена.